Мы останавливаемся, чтобы отдохнуть и перекурить. Садимся «на пятку», подложив под себя ногу, чтобы не застудиться о холодные камни, гасим фонари. Это привычка – экономить «ходовой» свет на остановках, даже когда запас аккумуляторов позволяет этого не делать. Никогда не известно, какая ситуация может возникнуть и сколько свето-часов нам понадобится, чтобы с ней разобраться и справиться. Здесь многое меряется не обычными, а свето-часами. Иногда – даже жизнь.
Идти ещё далеко – больше двух километров. Это на поверхности – пустяк. А здесь, когда редко удаётся распрямить спину, когда приходится пробираться то ползком, то на четвереньках, то согнувшись почти вдвое, выбирая куда поставить ногу, то протискиваться в узкие лазы – «шкуродёры»… Два километра – это много. Меньше чем за час не управимся.
Перед тем, как сесть - привычно, бегло осматриваем свод (сидеть под отслоившейся плитой весом в несколько тонн – занятие слишком уж «перспективное»)…
Когда гаснут «ходовые» фонари, наступает Тьма. Здесь она абсолютна. Ведь над нами пятнадцать - двадцать метров камня, глины и земли - сюда не проникнет даже случайный фотон света. Поэтому огонёк зажигалки на секунду вызывает резь в глазах – когда прикуриваешь, приходится смотреть прямо на огонь, а он намного ярче всего, что глазам приходилось видеть последние несколько часов. После слепящей вспышки зажигалки (забавно звучит, правда?), в глазах пару секунд кружатся разноцветные бесформенные пятна. Я курю трубку и с интересом слежу, как огонёк сигареты моего Проводника оставляет за собой в воздухе светящийся фантом - как маленькая красная комета. Зрение обострилось настолько, что каждая его новая затяжка выхватывает из темноты не только его лицо, но и стены штрека, находящиеся в паре метров от тлеющего уголька. А жерло трубки похоже на кратер вулкана и отбрасывает на свод багровые блики.
Звуков почти нет - эхо возникает только в сравнительно больших гротах. А здесь, в узком коридоре, камень гасит звук почти как войлок. За парой поворотов, находясь в десятке метров, можно говорить в голос – мы, скорее всего, не услышим. Но говорить здесь некому - эта старая, заброшенная каменоломня находится далеко от нынешних центров цивилизации, почти никому не известна и не посещается спелестологами . Поэтому каждый звук, в непосредственной близости, воспринимается с повышенной остротой: слышно наше дыхание, шорох складок комбинезонов, и лёгкое потрескивание угольков в трубке.
Проводник шумно втягивает в себя воздух:
- Приятный запах...Люблю, когда ты куришь. Не вздумай бросить!

С запахами здесь тоже напряжёнка – кроме нас пахнуть особо нечему. А сами мы (пока живые) пахнем не сильно. Движения воздуха - слабы и неторопливы. Когда, спустя несколько часов, мы будем возвращаться - запах душистого табака будет ощущаться ещё довольно отчётливо. Разве что «уплывёт» на несколько метров от того места, где возник.
А пока нужно идти…

Спелестологи (1) – народ по большей части суеверный. Как выразился однажды один мой приятель: «Я спелестолог, следовательно – мистик». Не все декларируют это столь откровенно, но практически все спелестологи, в той, или иной мере этому подвержены. Особенно там – внизу. И тому есть причины…
Трудно найти спелестолога с достаточно большим стажем хождения, который за свою практику ни разу не столкнулся под землёй с чем-то необычным, рационально необъяснимым. Иногда доведётся что-то увидеть, иногда услышать. Иногда это просто о-щу-щение, но тех, кто его испытал бесполезно убеждать в эфемерности всяких ощущений - эти ощущения эфемерными не кажутся.
Рассказывают, например, о странных свечениях свода и стен, о появлении всяких светящихся тел, о звуках, раздававшихся там, где эти звуки раздаваться никак не могут, о внезапном ощущении чьего-то присутствия в совершенно пустом месте, о внезапном открытии способности видеть в темноте… и даже о встречах с духами.
Достоверность части этих свидетельств легко подвергнуть сомнению. Другие сомнений почти не вызывают. Особенно - когда имеешь личный опыт чего-то подобного.

Среди спелеологов и спелестологов главными духами подземелий считаются Белый спелеолог и Двуликая - они стоят во главе подземного «пантеона». Легенда об их появлении, как это обычно бывает в случае с устным фольклором, имеет несколько вариантов. Расскажу тот, что услышал когда-то первым:

Много лет назад в одной европейской стране жили три брата. Однажды, они каким-то образом узнали, что в пещере, неподалёку от их села, спрятан клад. Решили они клад добыть, и пришли к пещере. Вход представлял собой узкий и глубокий колодец. Младший брат был самым лёгким, и его решили спустить вниз на верёвке.
Младший клад отыскал и, привязав его к верёвке, отправил наверх – братьям. А когда настал черёд его самого вытаскивать, верёвка оборвалась. Оборвалась в самом начале подъёма – брат не разбился, но без верёвки выбраться не мог. Старшие братья подумали и решили, что это даже к лучшему – делить сокровище придётся на двоих, а не на троих - и вернулись домой. А дома их ждала мать.
Стала она их расспрашивать – где младший брат? Чтобы как-то отвертеться, они решили рассказать почти правду. И рассказали, что верёвка лопнула в самом конце подъёма, и брат их разбился в той пещере насмерть. Тогда мать попросила, чтобы они достали тело, и отправилась к пещере вместе с ними. Делать братьям нечего – пошли.
На этот раз спустился вниз средний брат, и выбрался на поверхность ни с чем. Пещера представляла собой узкий колодец с небольшим ответвлением и внутри брата не было - ни живого, ни мёртвого. Выбраться на поверхность самостоятельно он никак не мог. Тогда мать потребовала, чтобы её тоже спустили в пещеру – чтобы убедиться. Братья долго отговаривали её, но потом уступили. Спустили они мать в колодец, а вытащили пустую верёвку… Средний брат снова спустился вниз – нет никого в пещере!
Так и бродят с тех пор под землёй два призрака – Белый Спелеолог и Двуликая. Мать ищет сына, но не может отыскать.
Двуликой её называют потому, что она может явиться человеку в двух ипостасях – в образе сравнительно молодой женщины и в виде дряхлой и безобразной старухи. Говорят, что молодой можно верить и идти за ней – она покажет дорогу к выходу, если ты заблудился. Но если встретил старуху – беда. Она постарается завести в самую дальнюю часть пещеры, откуда уже не найти выхода. Или под обвал подставит. А иногда Двуликая сначала покажется молодой, а когда ты пойдёшь за ней, заманит вглубь и вдруг обернётся старухой.
Но, и у Белого Спелеолога, и у Двуликой есть одна важная черта. Впрочем, эта особенность свойственна всем духам «пещерного пантеона» - они справедливы! Человеку, который уважает пещеру и неписанный кодекс «Подземного братства», они всегда помогут – отведут нечаянную беду. А того, кто беспечен под землёй и не чист перед товарищами - накажут по степени его вины. И ещё, они никогда не карают сразу. Явилась тебе старуха-Двуликая впервые – значит, что-то не так делаешь, подумай. Встретишь второй раз – не понял ты предупреждения, лучше тебе под землю больше не ходить, раз непонятливый. Ну, а уж в третий раз… сам виноват.

Мы оказываемся в тупике - дальше идти некуда. Когда-то давно здесь случился большой обвал, и образовался широкий, но низкий грот. Пол состоит из сплошного нагромождения разновеликих глыб, рухнувших со свода. Некоторые плиты, в падении, упёрлись одним краем в пол, не успев окончательно отделиться от свода, застыли в неустойчивом равновесии и теперь образуют странное подобие накренившихся под разными углами колонн. Словно оказался посреди каменного леса… или в, полной зубов, пасти исполинского чудовища.
- Вот, - говорит Проводник - мы почти на месте. Это – грот Парусная Регата. – и я вдруг понимаю, что накренившиеся плоские глыбы действительно больше всего напоминают паруса множества яхт, наклонившихся под ветром. – Дальше начинается система Большой Театр.

Дальше? Здесь же тупик! Но Проводник, с моей помощью, отваливает в сторону несколько крупных камней, под которыми обнаруживается узкая щель. Маскировка, однако! Мы продираемся через извилистый лаз, и оказываемся в обширном, высоком гроте. Наконец-то можно выпрямиться во весь рост и расправить плечи!
- Ну, смотри. – Проводник, лучом своего фонаря, показывает направление. – Видишь?

Трудно не увидеть! Зрелище феерическое - редкое для заброшенных каменоломен и более подходящее к естественным пещерам. Дальняя стена грота сверкает тысячами бисерных шариков водяного конденсата, рассыпанных по зеленоватым натёкам, обволакивающим стену. В нескольких местах натёки прорезаны извилистыми красно-бурыми жилами, придающими им вид какого-то странного мрамора, или малахита. Всё это великолепие широкими складками спускается от свода к основанию и нижним краем уходит в продолговатое озерцо кристально-чистой воды. Со свода в озерцо срывается частая капель, издавая мелодичный плеск и вызывая рябь на поверхности. Свет наших фонарей отражается в ряби и отбрасывает на стену с натёками прозрачные блики - кажется, что складки каменной «портьеры» шевелятся под тихим ветром…
- Я это место ещё в восемьдесят шестом нашёл и назвал «Занавес», – говорит Проводник. – Там, по стыку стены и свода трещина проходит – из неё всё это диво и намыло. А конденсат потому, что трещина где-то на поверхность, наверное, выходит и «дышит». В этой части Системы много летучих мышей. Они, наверное, через трещину на поверхность и выбираются – на мошкару охотиться. Я снаружи пытался найти – где именно она выходит. Ничего не получилось. Там, наверху, полно провальных воронок. Может где-то в них маленькая щёлочка и есть. Непонятно только – как её землёй не замывает.
- Сам грот – «Зрительный Зал». Озерцо, конечно, (Проводник хохотнул), -«Лебединое Озеро». Поэтому, вся эта часть Системы (2) – «Большой Театр». Есть ещё «За кулисы» – небольшая «сетка» (3) за Зрительным. Туда мы и идём …
До сих пор, кроме нас с тобой, тут ещё только четыре человека побывало – из моей старой команды. И больше никто. «Чужие здесь не ходят…»

Мы садимся у края озерца – перекурить. Фонари не выключаем, любуясь фантастической красотой каменного Занавеса. Какая уж тут экономия! Такие места прячут, скрывают - и показывают лишь очень немногим людям, в знак особого расположения (лично я, оказавшись здесь, был очень польщён доверием Проводника). Так поступают не от жадности делиться подземной красотой! Просто чтобы в один прекрасный момент не обнаружить вместо натёков, сколотых и унесённых в частные коллекции, большую гордую надпись «Здесь был Вася!». Сколько красивейших мест было уничтожено вандалами… Грустно даже вспомнить. Под землёй есть неписанный закон: брать можно только то, что упало. Самому скалывать со стен, или свода натёки, кристаллы, сталактиты – нельзя. Это неуважение к пещере и тем, кто придёт после тебя. Но не все, кто ходит в пещеры, уважает эти неписанные законы. Двуликая по ним скучает…
Проводник засовывает окурок в щель между камнями – не сорить же здесь, - и поднимается.
- Ну, пошли? Нам теперь за Кулисы.

Если попытаться разобраться в том, откуда возникают легенды подземелий, то можно предположить наличие нескольких факторов.

Во-первых, это фактор чисто психологический. Подземелье – место загадочное и таинственное, а человеческий разум легко приписывает подобным местам всякие дополнительные странности, - будь то пещера, заброшенный дом или даже (вспомним детство) просто тёмная ниша под кроватью. Под кроватью у нас обычно живёт страшный Бука или скрывается зловредная Баба-Яга. В заброшенном доме обитают приведения, стерегущие старый пиратский клад, неизвестно как оказавшийся в средней полосе России. Ну, а про пещеру что только можно не напридумывать – она, глубокая, всё примет!
Так уж устроен человек, что соседство с любым местом, где может спрятаться неведомый враг или таиться невидимая опасность, вызывает у многих чувство безотчётной тревоги. Видимо, запутавшийся в спиральной ловушке ДНК далёкий мохнатый предок, проживший свою часть нашей с ним общей истории среди доисторических монстров, «кричит» нам сквозь века: «Осторожно! Оттуда могут напасть!». Мы слышим этот «крик» на клеточном уровне, но не понимаем причин его (и, следовательно - своего) беспокойства. Чтобы хоть как-то эту тревогу рационализировать, человек изобретает причину её возникновения – приведений и духов. В них нам поверить проще, чем в саблезубого тигра, о котором предупреждает генетическая память, или в бандитов-хулиганов, которых может подсказать «здравый смысл». Ну что бандитам делать у вас под кроватью, или в заброшенной каменоломне? К тому же страх ваш – призрачный какой-то и под компетенцию «компетентных органов» не попадает. Призрачный страх должен иметь сверхъестественные объяснения – материалистические его не удовлетворят.

Второй фактор можно условно обозначить как сенсорный голод. Дело в том, что наш мозг привык к непрерывному и мощному потоку информации, воспринимаемому нашими органами чувств, проходящему сквозь подсознание, но не регистрируемому сознанием. Это, своего рода, «информационный фон», который присутствует в нашей жизни постоянно. И он – огромен. Мы его привычно не замечаем, как не замечаем воздух, которым дышим, хотя его много - и им заполнена вся «пустота», между окружающими нас объектами. Для того чтобы заметить воздух, нужно сфокусировать на нём своё внимание. А зачем? Чтобы дышать, не нужно думать о воздухе. Если в нём возникнет для нас какая-то опасность – мы почувствуем непривычный запах - тогда и сосредоточимся на нём. Если в информационном фоне возникнет непривычный звук или объект - он привлечёт наше внимание, и тогда будем разбираться – к чему бы это? А пока пусть всем этим занимается подсознание, в автоматическом режиме. У сознания есть дела поважнее - оно у нас итак работает без выходных и отпусков с полной загрузкой. Но стоит информационному фону исчезнуть, как наше подсознание начинает «задыхаться» от сенсорного голода.
Под землёй информационный фон резко снижается. Там почти нет звуков и запахов, а зрение ограниченно тусклым пятном света от вашего фонаря. В этой ситуации – ситуации сенсорного голода - подсознание стремится как-то восполнить «пробел» и само порождает для себя ощущения – фантомные ощущения. Глаза привыкли видеть гораздо больше – и «видят» то, чего на самом деле нет. Уши привыкли слышать – и «слышат». А что именно в такой ситуации следует «видеть» и «слышать» - им подсказывает само подсознание, извлекая из своих глубин подходящие случаю образы: Темно вокруг? Пусть тогда фантомный образ немного светится. Тихо? Наведём шорох! Трёхосный самосвал в интерьер пещеры вписывается плохо? Пусть будет призрак какой-нибудь. Светящийся и шуршащий призрак – как раз то, что нужно нашему подсознанию!

Первыми двумя факторами можно объяснить большую часть паранормальных явлений, отмеченных под землёй. Но не все…

Третий фактор можно назвать экстрасенсорным. Он наиболее интересен с точки зрения обсуждаемой темы. Он предполагает действительное наличие вокруг нас некоторых скрытых сущностей, которые в определённых условиях мы становимся способными воспринимать. Причём речь идёт именно об условиях сенсорного голода. Тут исчезновение под землёй информационного фона играет совсем другую роль – мы начинаем улавливать слабые сигналы, которые «забиваются» информационным шумом в обычных обстоятельствах. Так, мы не видим звёзд в солнечном свете, хотя звёзды есть и на дневном небосклоне, и продолжают светить – не видим мы их лишь на «фоне» солнечного света, который намного ярче звёздного. Но звёзды можно увидеть и днём - со дна глубокого колодца, «отсекающего» солнечный свет.
Нечто похожее происходит в подземных глубинах, погружающих нас в обстановку сенсорного голода, когда наши органы чувств жадно «хватают» любой, даже самый слабый сигнал. В результате мы начинаем воспринимать то, что обычно скрывается от нас за «завесой» информационного фона.

Наконец мы оказываемся на месте. Это перекрёсток пяти ходов, звёздообразно расходящихся в разных направлениях, образуя своим пересечением небольшой грот. Свод здесь немного выше, чем штреках – в центре можно стоять почти в полный рост. На полу лежит несколько плит, бывших когда-то частью свода. Упав, они легли ровно, образовав удобные «сидения» и даже некоторое подобие «стола» посередине. На «столе» видны остатки нескольких свечей и потёки парафина.
Мы присаживаемся к «столу», Проводник достаёт из недр комбинезона свечу, зажигает её и пристраивает на плоской плите.
- Вот, - тихо говорит он. – Здесь оно всё и случилось…

- Вот, здесь оно всё и случилось…

Проводник надолго замолкает, машинально затягиваясь сигаретой и невидяще уставившись на огонёк свечи. Я тоже молчу, не желая торопить его с рассказом. В конце концов то, что он сейчас поведает - не так важно… Всё, что он увидел или услышал тогда (как бы невероятно и интересно оно ни было) – немного, по сравнению с тем в п е ч а т л е н и е м, которое прошло сквозь зрение и слух и отпечаталось где-то гораздо глубже сознания, осталось внутри, и не может быть высказано никакими словами. Такие вещи не вспоминаешь, а как бы переживаешь заново.
Я по опыту знаю, насколько важны эти переживания, как бережно они хранятся и как трудна и беспомощна бывает сама попытка выразить их во вне. Вроде бы говоришь всё правильно, точно, не упуская деталей, и сам понимаешь: не то, не то! Только если сам пережил подобное, сможешь угадать за чужим рассказом то самое, что так волнует рассказчика и требует выхода, не находя его.
Поэтому мы молчим, и я терпеливо жду, когда Проводник сам заговорит о том, что произошло здесь почти двадцать лет назад. Рассказывать об этом действительно непросто и когда Проводник начинает говорить, в его голосе слышна несколько преувеличенная лёгкость и весёлость:

- Я тогда был в этой Системе один. Выпала свободная неделя, и я поехал сюда – хотел поточнее всё разведать. Мы этой части Системы ещё совсем не знали. В прошлый выход я как раз Зрительный Зал нашёл, а в Закулисы даже и не ходил. Но видел, что за Зрительным что-то ещё есть. Вот и решил посмотреть – что, да сколько.
Дорога тогда была не то, что сейчас – на машине. Сперва на электричке, потом автобусом, потом пешком больше десяти километров. А рюкзак-то у меня был тяжёлой – со всем недельным запасом. Короче, наломался я тогда – будь здоров!
Ну, дошёл. Забросился (1) и расположился в удобном гроте, недалеко от входа. Оборудовал лежанку, постелил спальничек, сходил за водой на ближний водокап (2) и сварил себе чайку. Усталость куда-то подевалась. Спать не хочется совершенно! Настроение самое приятное – впереди целая неделя в Системе и торопиться совершенно некуда. Но на месте не сидится – хоть тресни! Помаялся я часок в том гроте, и пошёл в Зрительный Зал. А оттуда – в Закулисы.
Дошёл я до этого самого места, где мы сейчас сидим.
Дорога сюда – сам видел какая! Поэтому, пока дошёл - уже действительно устал. Голова-то ясная от подземного воздуха, а вот тело словно ватное. Выдохся, короче. А как представил себе, что ещё назад ползти – затосковал. Чего, думаю, меня – дурака сюда прямо с дороги понесло? Нужно было отдохнуть, выспаться и потом уже идти.

Проводник погладил рукой плоскую плиту, лежащую радом с ним, и наполовину торчащую из-под крупного обломка породы.

- Присел я на этот самый камушек. Тогда на нём сидеть было удобней, чем сейчас. - Проводник усмехнулся и тронул камень, лежащий сверху. – Вот этой штуки ещё не было.
- Сижу, себе, значит. Закурил, отдыхаю. Лицом как раз вот к этим двум ходам – Проводник махнул рукой в нужном направлении.
- Минут десять так сидел – как раз успел сигарету докурить. Докурил, а вставать лень. Такая расслабуха пошла, что рукой шевельнуть трудно. И вдруг меня как током ударило!
Вижу, что в левом штреке стоит девушка. Стоит и на меня смотрит.

Я машинально посмотрел в сторону хода, о котором говорил Проводник. Сейчас, конечно, никого не было в чёрной, неправильной трапеции пролома, частично перекрытой насыпью мелкого щебня. Но густая темнота этого места, словно хранила в себе что-то… была иной, чем чернота вокруг.
Я зябко поёжился и приструнил разыгравшееся воображение.

- Даже не знаю, как тебе объяснить, – продолжал Проводник. - И как описать её – тоже не знаю. Вроде бы всё отчётливо помню – как заново сейчас вижу! А в чём одета, какое у неё лицо – не скажу. Только огромные синие глаза. Такие, каких вообще не бывает, и быть не может.
Во-первых, они слишком большие были. Такие глаза на лице поместиться не могли, или смотрелись бы уродливо. Ну, не пропорционально… А она была очень красивой – эта девушка. Сам даже не пойму – что в ней такого было. Просто от неё шло ощущение какой-то невероятной, сказочной красоты. Как будто ты эту красоту не глазами видишь, а нутром чувствуешь.
Во-вторых, настолько синих глаз просто не бывает. Даже сравнить не с чем! Синие, но не просто синие, а со множеством разных оттенков - как будто свет переливается в глубине кристалла. Представляешь?

Проводник на несколько секунд задумался. Наверное, он сейчас снова видел в тёмном проходе силуэт девушки и её удивительные глаза.

- Было такое впечатление, что только эти глаза и реальны, а всё остальное... типа я сам дофантазировал. Потому, что не могут же быть глаза сами по себе - вроде как улыбка Чеширского кота из «Алисы»! Но на самом-то деле я эту девушку точно видел – в полный рост, как она стояла. Просто по сравнению с глазами всё остальное казалось словно и ненастоящим. Я её взгляда никогда забыть не смогу.
Причём страшно совсем не было. Скорее наоборот.

Меня как толкнуло что-то – я вперёд весь подался, к ней. И тут надо мной как треснет! Лопатку обожгло – больно до жути. Я кувырком вперёд ушёл и к стене перекатился. За спиной грохот! Сердце молотит – аж до горла подпрыгивает. Голову поднимаю – на том месте, где я только что сидел, вот этот самый камень лежит. И мелочь сверху ещё осыпается. Но я это особенно не разглядывал – сразу на девушку.
А её нет. Пусто!
Я прямо на четвереньках к тому ходу рванул. Нету!
Причём в том месте, где она стояла, стоять вообще нельзя - можешь сам проверить. Там только согнувшись почти вдвое пройти можно. А она в полный рост стояла и была, вроде как, не такой маленькой. Как так может быть – не спрашивай.
Ну, я дальше по ходу кинулся, а он метров через тридцать упирается в монолит(3). Тупик там – конец выработки.
И тут до меня доходит, что что-то не так. Причём со мной самим, а не в окружающей действительности. Начинаю соображать и осознаю: фонарь-то у меня выключен! Я его погасил ещё когда отдыхать сел. Да так и не включал.
То есть, по идее, вокруг тьма кромешная - я даже собственного носа видеть не могу! А я вижу, и даже лучше чем с фонарём. Только свет какой-то странный: непонятно откуда идёт – как будто отовсюду, и серенький такой – как перед рассветом в пасмурный день бывает.
Мне бы, конечно, подольше это явление понаблюдать. А я на автомате выключателем щёлкнул, и всё пропало.
У меня и так чуть крыша не съехала!
И получается, что стою в этом штреке, на четвереньках, и мой фонарь лупит в монолит перед самым моим носом. Левая лопатка болит так, будто по ней кувалдой съездили. И прикидываю я, что через пару часов левой рукой я даже карандаш поднять не смогу. А рюкзак одеть – это уже полная утопия. Положение – хуже губернаторского, представляешь?

Проводник усмехнулся своим воспоминаниям. Теперь, когда всё позади, это казалось забавным приключением. А тогда…
Под землёй бывает трудно передвигаться даже полностью здоровому человеку. А травма – даже не очень серьёзная – может стать приговором. Особенно когда ты находишься один, в удалённой и непосещаемой другими спелестологами Системе, а твой контрольный срок (4) истекает только через неделю и до той поры помощи ждать неоткуда.
Весёлого мало!

- Поковылял я тогда на четырёх костях обратно, как хромая собака. Вернулся в этот грот и осмотрелся подробно, – продолжил свой рассказ Проводник. - И видишь, что получается. Если бы я сидел, как сидел – не дёрнулся бы вперёд, к этой девушке, то камушек меня бы не по спине задел, а по голове стукнул и накрыл сверху. Точнёхонько. И сейчас этот грот был бы украшен моим скелетом с расколотым черепом и раздробленными шейными позвонками, в истлевшем комбинезоне.
Такой бы грустный натюрморт получился.

В отличии от Белого Спелеологи и Двуликой, Синеглазка не является непременным персонажем спелеофольклора. Я ни разу не слышал никаких легенд, объясняющих – кто она и откуда явилась. Просто некоторые спелестологи рассказывают, как встречали они под землёй необыкновенно красивую девушку с фантастически-синими глазами. И те, кто видел Синеглазку, или верят в неё – почитают эту красавицу едва ли не больше чем главных духов подземного пантеона.
Дело в том, что Синеглазка никогда не делает зла – только помогает и спасает от бед. Говорят, что даже перед Белым и Двуликой заступиться может, если они слишком суровы будут. По крайней мере, всё, что я слышал из рассказов про Синеглазку, говорило о том, что она не столь справедлива, сколь добра.
А добро всегда выше справедливости.

Мы оставили свечу догорать на камне и двинулись в обратный путь.

По дороге Проводник рассказал мне, как он в тот раз добрался до своего стояночного грота и почти неделю жил в нём, ожидая пока заживёт плечё и лопатка (как потом выяснилось – это был просто очень сильный ушиб, и синяк в половину спины больше месяца служил ему сомнительным украшением). Хорошо ещё, что до воды было недалеко! Хотя передвигаться даже на небольшие расстояния было довольно трудно. Особенно с пятилитровой канистрой в единственной рабочей руке - на больную даже опереться не получалось.
Через шесть дней Проводник спрятал в гроте всё, что необязательно было тащить с собой обратно, в Москву, и с почти пустым рюкзаком выбрался наружу.
Так закончилось для него это приключение.

Мы снова прошли через Зрительный Зал и полюбовались на его сказочный Занавес. Потом добрались до грота, где оставили свои вещи – того самого, в котором жил тогда Проводник. Поужинали, переночевали и утром отправились домой. Начинался воскресный день и нужно было успеть прорваться в Москву до того как многочисленные дачники заткнут железными «пробками» все подъезды к городу.

А накануне ночью, когда мы засыпали под землёй в своих спальных мешках, мне вдруг привиделось в полудрёме: мы с Проводником выходим из того грота, где его чуть не накрыло шальной плитой. И, как только наши шаги стихают за поворотом, из темноты выходит необыкновенно красивая девушка, подсаживается к оставленной нами свече и долго смотрит нам в след. И отсветы пламени переливаются в её синих глазах – как в глубине фантастических кристаллов.
Наверное, я опять позволил разыграться воображению.

Заключение:

Блаженный Августин говорил: «Чудеса не противоречат законам природы - они противоречат нашим представлениям о законах природы».
Подвергнуть сомнению можно всё. Но, может быть, не стоит просто отмахиваться от чуда, списывать его на аберрации сознания и бежать от него в стереотипы школьных истин. Так можно многое проглядеть. Штампованное знание – злейший враг исследователя. Об этом говорит вся история науки и изобретательства.
Если бы Коперник довольствовался космологическими стереотипами своего времени, мы бы до сих пор считали, что Солнце вращается вокруг Земли, имеющей форму диска.

Хотя, конечно, не нужно всё принимать на веру и выдавать желаемое за действительное. Здоровый скепсис – лучшая защита исследователя от заблуждения.

В последнее время ортодоксальная наука стала несколько сдавать свои позиции в отношении всякого рода чудес. Теперь даже маститые учёные не спешат говорить о «не научности» всевозможных мистических теорий и соглашаются, что «есть многое на свете…»
Человечество получает всё новые свидетельства того, что в окружающем нас мире всё не так просто и не так легко укладывается в привычные, сугубо материалистические схемы. Парадоксально и неожиданно, с помощью самых современных исследований, получают подтверждение некоторые научные и философские концепции древних времён. Всё больше умных и образованных людей начинают открыто заявлять о своих религиозных взглядах. И это не дань моде!
Просто любое серьёзное и беспристрастное изучение окружающего мира, рано или поздно, приводит исследователя к пониманию того, что во Вселенной присутствует некая движущая сила и наличествует смысл, происхождение и влияние которых нельзя объяснить простой механикой случайно возникших процессов.
Об этом говорил ещё Аристотель, называя эту силу и смысл «энтелехия» - сущность и осуществление. Даже такой апологет материализма как Чарльз Дарвин признавался, что в его теориях отсутствует главное – то, что движет и управляет всем, но что он не может понять и объяснить.

На наших глазах возникает новая парадигма науки. И, быть может, сейчас Человечество заново открывает для себя мир, в котором присутствует Замысел, а значит и Творец.


Голоссарий:

к Части 1-й

1) Спелестологи - изучают различные подземные полости искусственного происхождения (каменоломни, подземные монастыри, крепости, хранилища, катакомбы и т.п.) не эксплуатируемые человеком в настоящее время. В отличие от спелеологов, - изучающих полости естественного происхождения (пещеры) и диггеров, которые посещают эксплуатируемые подземные сооружения (метрополитен, канализационные и ливневые коллекторы и т.п.). Это деление, во многих случаях, носит довольно условный характер – специфика часто переплетается причудливым образом.

2) Система – в спелеожаргоне имеет несколько смысловых значений. 1) Сама подземная полость – пишется с прописной буквы. 2) Топографически выделенный, или обособленный участок подземной полости – пишется со строчной буквы. 3) Комплект фонаря и блока питания (чаще – налобного, собственной конструкции) – пишется со строчной буквы.

3) Сетка – традиционное общее название для топографически характерного участка подземной выработки, в котором ходы перекрещиваются, образуя в плане сетку, или решётку.

к Части 2-й

1) Заброской спелестологи называют вход, проникновение в Систему. Выход из Системы, соответственно, - выброской.

2) Водокап – место где со свода капает вода, просочившаяся сквозь породу. Вода, обычно, кристальной чистоты и очень холодная – около 4-х градусов Цельсия. В таких местах спелестологи собирают питьевую воду.

3) Монолит – девственная, нетронутая разработчиками горная порода.

4) Контрольный срок – условное время, которое сообщает друзьям человек (или группа людей), отправляющийся в рискованное путешествие. Если до конца контрольного срока человек не сообщил о том, что с ним всё в порядке - объявляется тревога и организуются спасательные работы. Беспричинное опоздание к контрольному сроку считается очень тяжёлым проступком в среде спелестологов.